— Вы не имеете права отдавать распоряжения! Здесь я хозяйка!
Диана была готова задушить Дебору, но почувствовала ладонь Лайонела на своем запястье. Затем послышался спокойный и мягкий голос отца:
— Я собирался сказать тост в честь моего зятя. И скажу, как только тебе нальют вина, дорогая.
Дебора сдалась. Патриция нервно хихикнула. Дэниел продолжал молча жевать.
— Успокойся, милая, — тихо произнес Лайонел.
— Я не позволю ей…
— Поговорим позже, Диана. — Муж еще ни разу не говорил с ней таким жестким тоном, и Диана замолчала.
Люсьен начал рассказывать о починке сахароварни. Немного спустя, Диана пришла в себя настолько, что могла разумно поддерживать беседу. Боковым зрением она видела, что Дебора выхватила из рук Мойры влажную ткань и стала раздраженно тереть пятно на платье. Тонкое лицо Мойры ничего не выражало. «Что это с ней?» — недоумевала Диана. Ее вдруг охватило чувство беспомощности. Как мог отец жениться на такой злобной женщине?!
Диана откусила большой кусок кокосового пирога и принялась яростно его разжевывать. Когда отец поднял тост, рот у нее был набит.
— За здоровье моего зятя Лайонела Эштона! Милорд, рад принять вас в нашу семью.
— Благодарю вас, сэр.
Дэниел бросил на Лайонела глубокомысленный взгляд и поднял бокал.
— Да, ваше здоровье, милорд, — сказала Патриция таким ласковым и нежным голоском, что Диана широко раскрыла глаза. Как может она флиртовать с Лайонелом, когда ее муж сидит рядом?
У Дианы еще не было возможности поговорить с отцом наедине. В гостиной на первом этаже появилось новое пианино, и Патриция играла для них. Диана была вынуждена признать, что играет невестка хорошо. После чая Диана начала отчаянно зевать, и отец посоветовал ей идти спать. Люсьен, стоя на площадке второго этажа рядом с Деборой, пожелал дочери и зятю доброй ночи.
— Я рад, что ты вернулась домой, — сказал он и нежно поцеловал Диану в щеку.
Он молча посмотрел на дочь долгим взглядом, и Диана почувствовала, что отец чем-то опечален. Ей хотелось рассеять его тоску, поэтому она шутливо проговорила, бросив многозначительный взгляд в сторону Лайонела:
— Он не такой уж плохой муж, папа. Может, он упрямый и властный, но вполне терпимый.
— Дэниел прав, — сказал Люсьен. — Ты счастлива. Спокойной ночи, дорогая.
Лайонел осторожно закрыл за собой дверь в спальню и прислонился к ней спиной, сложив руки на груди.
Диана мягкими шагами подошла к французским окнам и распахнула их. Ароматный ночной воздух наполнил спальню.
— Диана, она хозяйка…
Диана резко обернулась, ее лицо покраснело от нового приступа гнева.
— Она ударила Мойру! За что?! Просто так!
— Что здесь такого? Мойра — рабыня, имущество, часть собственности.
— Твоя снисходительность неуместна, Лайонел Эштон! И твой сарказм тоже. Она человек, у нее тоже есть чувства! Я знаю, что в твоей драгоценной Англии со слугами обращаются просто ужасно! Представляю, как обращается со слугами твоя обожаемая Шарлотта!
— Ты закончила?
Диана подошла к стенному шкафу и с силой ударила кулачком по дверце из светлого дуба.
— Ой! — пробормотала она и потерла ладонь.
— Легче стало?
— Нет. Хотела бы я, чтобы это было лицо Деборы.
— Да ты злюка, а?
— Лучше быть злюкой, чем изображать такое превосходство!
— Я ничего не изображаю, милая.
Диана почувствовала в его тоне насмешку. Она начала расстегивать пуговицы на своем корсаже и так сильно дернула, что одна из них оторвалась и покатилась по полу.
Какое-то время Лайонел смотрел на жену, потом пожал плечами и отошел от двери. Разделись они молча. Граф видел, как его жена достала из шкафа ночную рубашку и пошла с ней за ширму.
— Напрасно, — заметил он.
Лайонел, совершенно обнаженный, вытянулся на прохладных простынях. Слышались пение соловья и приглушенный шум прибоя. Через несколько минут поцелуями и ласками он вставит жену забыть об огорчении. Эта мысль привела в возбуждение его тело, и граф усмехнулся. Комната была залита лунным светом. Приятно пахли цветы. Он был возбужден, как мальчишка.
— Что ты там делаешь, Диана?
— Зашиваю вырез моей ночной рубашки, — вредным голосом отозвалась она.
Наконец Диана показалась из-за ширмы, потушила единственную лампу и медленно подошла к кровати. Ее силуэт четко вырисовывался в лунном свете.
— Я устала, — сказала она, присев на противоположный край кровати.
— Кровать у тебя коротковата. А вот я совсем не устал.
— Мне такой кровати хватает. Странно, что ты не устал.
— Хватит болтать, иди сюда.
— У тебя нет совести. — Она отодвинулась от него. Лайонел схватил ее за рукав рубашки, Диана прыжком соскочила с кровати. Поскольку граф не разжал руки, рубашка из тонкого льняного полотна разорвалась сверху донизу.
— Ой!
Лайонел снова лег.
— Я же говорил, что ты напрасно надеваешь рубашку, Мне кажется, этот предмет одежды не понадобится тебе еще лет тридцать. Иди сюда, милая! У тебя плохое настроение, но для этого нет причин. Ведь у тебя есть я.
— Ты ни на что не годишься.
— Как вас понять, мадам?
— Ты сказал моему отцу правду? Правду о нас с тобой?
— Да. Он заслуживает этого. Благородный человек всегда имеет право знать правду.
— Он знает, что ты собираешься увезти меня в Англию?
— Об этом мы не говорили.
Она все еще сжимала рубашку на груди. Ее волосы свободно лежали на плечах, что графу очень нравилось.
— Я не знаю, что делать.
— Я скажу, что ты сейчас будешь делать. Сейчас ты сбросишь рубашку и покажешь мне свое прекрасное тело. Затем ты бросишься в мои объятия, обовьешься вокруг меня и дашь мне поцеловать каждый дюйм твоего тела.