Магия Калипсо - Страница 50

К оглавлению

— Не думаю, что вам понравится мой ответ.

— Тогда не отвечайте и зря меня не злите.

Граф глубоко вздохнул.

— Лайонел, что случилось? У вас не болит голова, нет?

В ее голосе звучала искренняя озабоченность, и он горько улыбнулся.

— Расскажите мне побольше о Вест-Индии.

— Я расскажу вам одну историю, правдивую историю, если вы пообещаете тоже рассказать что-нибудь о себе.

— Это справедливо.

Немного помолчав, Диана заговорила:

— Я уже рассказывала о том, что в Вест-Индии обосновалось много квакеров. Один из самых известных — это доктор Уильям Торнтон. Может, он еще жив. Как бы там ни было, мой отец знал его. Этот доктор имел практику, управлял своей плантацией на Тортоле и увлекался архитектурой. Это он спроектировал американский Капитолий в Вашингтоне. Вот вам моя сказка на ночь.

Лайонел некоторое время молчал, затем произнес:

— Это интересно. Я не знал. А теперь в Вест-Индии есть квакеры?

— Нет. Они покинули эти места лет за двадцать до моего рождения. И жаль, так как они были добрыми и в большинстве своем управляли поместьями разумнее других плантаторов. Теперь ваша очередь, Лайонел. Расскажите мне что-нибудь о себе, только не выдумывайте.

«Почему бы и нет?» — подумал он. В любом случае жена должна знать своего мужа. Он откинулся назад, заложив руки за голову.

— Я мечтал служить в армии и сражаться с Наполеоном. Когда в 1803 году Наполеон нарушил Амьенский договор, мне было уже семнадцать лет. Я хотел убежать из дома, чтобы служить своему королю и добыть в бою славу. Но вдруг пo-глупому погибает мой отец. Он наблюдал за рубкой деревьев, одно из них упало прямо на него. — Лайонел слышал, как у Дианы перехватило дыхание, и быстро добавил: — Он умер на месте, не мучился, как мне сказали. Для меня это была трагедия, я сильно переживал. Позже обида на отца не давала мне покоя долгие годы, я злился на него за то, что он умер. Хотя тогда я был мальчиком, я понимал, что стал графом Сент-Левеном и что у меня нет братьев, которые могли бы занять мое место, если я погибну в бою. Титул, и происхождение обязывали, я выбросил из головы мечты о воинской славе и стал учиться у приказчика моего отца управлять своими поместьями.

— Мне так жаль, Лайонел.

— Такова жизнь, Диана. Приходится идти на компромиссы, и от этого еще никто не умер. Просто боль остается надолго.

— Я рада, что вы не попали в армию. Я бы не хотела, чтобы вас убили.

Не хотела бы? Правда? Что ж, это хоть какое-то доказательство ее неравнодушия.

— Что было, то прошло.

— А как вы познакомились с Хоком, графом Ротмерским? Люция говорила мне, что он был с армией Веллингтона в Пиренеях.

— Мы вместе ходили в школу. Помню, я страшно завидовал Хоку, когда он купил патент на воинский чин и уехал из Англии. Тогда у него был старший брат, но жизнь преподносит сюрпризы, не так ли?

— Это слишком серьезный вопрос.

— Да нет, не очень. Как вы себя чувствуете, Диана?

— В каком смысле?

— У вас ничего не болит, ничего вас не беспокоит?

— Нет. Странный вопрос! Я выпила всего два бокала вина, Лайонел.

— Я говорю о вашем животе.

— И козьей ивы я тоже не жевала.

— Дитя мое, вы недогадливы.

Лайонел услышал, как она заворочалась в своем гнезде.

— Я вас не понимаю.

— Разве вчера у вас ничего не болело?

— Нет, в общем, ничего, — честно ответила она, не понимая его вопроса.

— Вот как!

Еще четыре дня, подумал он. Эти дни в теперешнем положении кажутся десятилетиями. Наверное, в такой ситуации женщинам трудно обходиться таким маленьким пространством, как каюта корабля. Лайонел решил, что в эти дни он поухаживает за ней.

— Диана, я действительно нисколько не нахожу вас отвратительной.

— Благодарю вас.

— Наверное, в Лондоне вам действительно было очень трудно.

— Это значит, что вы пожалели бедную провинциалочку, случайно попавшую в столь блестящее общество?

— Я не собираюсь вас обижать. Я просто хотел сказать, что лондонское общество сильно отличается от того, в котором вы росли. Но вы отлично справились.

— Я на самом деле очень волновалась перед отъездом, даже начала грызть ногти. Отец сказал мне, что он — джентльмен, а я — его дочь, дочь джентльмена и не должна позволять никому, даже самому принцу-регенту, запугивать себя. —Диана вздохнула: — Я, конечно, не знакома с принцем-регентом, поэтому не знаю, может быть, он стер бы меня в порошок.

— Он очень любезен с хорошенькими девушками. Он поцеловал бы вам руку и стал восхищаться вашими бровями.

— Вообще единственный человек, которого я побаиваюсь, — это тетя Люция.

— Она язва, но у нее доброе сердце, об этом нельзя забывать. Не сомневайтесь, она о вас очень высокого мнения, она даже решила, что бы достойны стать моей женой.

— Лайонел!

Граф мягко проговорил:

— Диана, скажите мне, что вы почувствовали, когда я поднял ваши юбки и моя ладонь коснулась ваших ягодиц?

Ему показалось, что она задохнулась. Но ответила девушка совершенно спокойно:

— Я хотела убить вас, и еще мне было больно.

— А что вы почувствовали потом, когда я перестал шлепать вас?

— Только хотела вас убить.

— Вы лгунья! Знаете, какая вы на ощупь? У вас такое мягкое тело, такие изгибы…

— Сделайте одолжение, замолчите!

— Эти впечатления навели меня на незамысловатые мужские размышления. Наверное, Лоис — как вы знаете, это моя интрижка — понимала, что я остановил на ней свой выбор из-за ее пышных форм. Я имею в виду ее грудь. А вот что касается вас, то здесь трудно сказать. Дело или в вашей прелестной груди, или прелестных ягодицах. Я в полном восхищении и от того и от другого.